Александр Викторович Недоступ, профессор, доктор медицинских наук, один из лечащих врачей архимандрита Кирилла (Павлова):
Мы познакомились с отцом Кириллом более 30 лет назад – в 1984 году, осенью. До этого я о нем ничего не слышал. И вот меня попросили слетать в Крым, в Алушту, потому что там заболел, находится в очень тяжелом положении замечательный священник, монах Троице-Сергиевой Лавры... Мне было как-то не с руки, но в конце концов я полетел и застал там такую картину: в очень маленькой комнате лежал отец Кирилл, в расстегнутой белой рубашке, с температурой, с испариной, но – улыбающийся, с таким теплым, добрым взглядом. А вокруг – 7-8, если не больше, очень обеспокоенных людей.
У батюшки была двухсторонняя пневмония, он поехал в Крым уже простуженный, искупался и окончательно слег… Со мной еще прилетела моя коллега, но нам там делать было нечего, поскольку рядом с отцом Кириллом оказался очень грамотный, хороший врач. Так что мы переночевали, наутро подтвердили правильность лечебной тактики и улетели. Но после этого батюшка стал периодически меня приглашать в Лавру по вопросам, связанным со здоровьем, и потихонечку я стал одним из врачей, которым он доверял.
Любовь, доброта, мудрость и простота – вот это, наверное, основное, что надо сказать, чтобы выразить его облик словами. Отец Кирилл был человеком бесконечно любящим и – активно любящим, стремящимся помогать людям. К нему шли, прежде всего, как к духовнику. Слова «Никто же от него не уходил тощ» можно с полным правом отнести и к отцу Кириллу. Он обязательно всем что-нибудь давал: какую-нибудь конфету, яблоко, книжки духовного содержания (а такой литературы в то время было крайне мало, не как сейчас).
Он был, прежде всего, очень жертвенным человеком. И очень простым: простым в общении, простым – в объяснении задач, которые перед тобой стоят. Конечно, мудрым – это ощущалось сразу. Иногда батюшка давал такие поразительные советы, и только спустя время приходило понимание, насколько глубоко было сказанное им. Но и советуя, он никогда не брал на себя – как это бывает иногда – больше, чем можно, хотя для него все было возможно… Практически никогда он не говорил конкретно: «Делайте так, не делайте так, делайте операцию, не делайте операцию». Очень часто от него можно было услышать: «Лучше всего – найти хорошего врача, лучше православного, и его совет соблюдать». Очень мудрая позиция.
Я только несколько раз становился свидетелем того, как он быстро, с ходу говорил, что надо делать, обычно – молодым, нервным женщинам. Хотя был один случай, когда я пришел к батюшке за очень серьезным советом, полагая, что он одобрит мое решение, и отец Кирилл сразу сказал: «Нет-нет-нет», потом добавил: «Иначе будет большая скорбь».
В случаях, когда надо было что-то решить, помню его стоящим у окна… Под окном прыгали по кормушке синички, а в Переделкино окно выходило на поляну, по которой бегали собаки, Жуля – такой замечательный был песик… И вот батюшка стоял у окна, смотрел, думал, молился – такая картина перед глазами.
В нем всегда была и армейская жилка. Батюшка выписывал, например, газету «Красная звезда», «Сельская жизнь» – это то, что он позволял себе читать из светского. Безмерно уважал Георгия Константиновича Жукова и говорил, что без него мы не победили бы в войне. Думаю, мало кому приходилось видеть его в облике воина, командира. Однажды снимали любительский фильм – там происходил какой-то поход, по-моему, даже в окрестностях Сергиева Посада. Отец Кирилл возглавлял маленькую группу – несколько матушек, батюшки, причем на нем был не подрясник, а какая-то другая одежда. Вот тут я его увидел совершенно с другой стороны, другими глазами! Обычно батюшка был нетороплив в движениях, а тут – стремительные движения, он сам – очень собранный, точно указывающий направление маршрута. Все в нем являло такие командирские, армейские повадки, которые не спутаешь ни с чем!
А про войну рассказывал не так много. Но кое-что запомнилось… Прежде всего, он рассказывал, как после ранения попал под Сталинград, на левый берег Волги – как раз в тот день, когда был страшный налет. «Небо было черное…» – говорил.
Батюшка вспоминал, как они два месяца лежали в снежных окопах под Сталинградом – не в земляных даже, а в снежных: сдерживали, если я не ошибаюсь, танковую армию генерала Манштейна, которая рвалась к Сталинграду и не прошла. Он рассказывал: когда город был уже очищен от немцев, в одну из первых тихих ночей он стоял на часах.
Ночь была черная, безлунная, стояла абсолютная тишина, потому что фронт весь спал тяжелым сном, и – стоял трупный запах… Батюшка вспоминал: это было царство смерти, которое в нем вызвало такой ужас, что он никогда об этом не мог забыть.
Смерть… С ней он и боролся всю свою жизнь, возвращая людей к жизни!
Отец Кирилл рассказывал и о том, как его, награжденного звездой Героя Советского Союза, принуждали вступить в партию. К тому времени он уже нашел в развалинах Сталинграда Евангелие и перечитал его. В юности отец Кирилл верил в Бога, но потом попал в такую среду, которая отстранила его от этого… И вот на войне батюшка прочел Евангелие еще раз и понял себя, понял все! Потом отец Кирилл уже с Евангелием не расставался и ничего не боялся.
Когда его принуждали вступить в партию, он уходил от ответа, говорил: «Мне надо подумать, я не готов…» На него, конечно, начали кричать, угрожать: «В десант пойдешь!..» А десант – это те, кто на броне, пехотинцы, пойти в десант – это была почти верная гибель. И батюшка сказал: «Ну что ж, пойду в десант». Но начальство многообразно, многоступенчато… его перевели в другую армию или дивизию, писарем даже устроили, а потом, через полгода, он опять оказался на Курской дуге. Это его спасло. Он закончил войну в Вене, насколько я помню. А после войны батюшка приехал в Москву, пошел в Елоховский Богоявленский собор, дождался окончания службы и спросил: «А где здесь учат на священников?» Ему сказали – в Новодевичьем монастыре. Пошел туда, в семинарию поступил.
После инсульта я бывал у него… Отец Кирилл не жаловался в своем бедственном положении! Батюшку сначала вывозили в коляске, он говорил не очень много, но говорил. За ним ухаживали великие подвижницы – Наташа, впоследствии в постриге принявшая имя Евфимия, Любовь Владимировна, а в Переделкино – еще одна сестра. Они в течение 13 лет ни на шаг, ни на минуту не отходили от батюшки. В комнате, где он лежал до последних своих дней, было всегда чистенько, прибрано, там было много икон. Эти женщины – великие люди, мы им обязаны тем, что батюшка столько прожил!
Однажды был такой случай – это я слышал от матушки Евфимии, которая в ту ночь дежурила в больнице у постели отца Кирилла. Матушка сидела в уголочке и беззвучно, как ей казалось, плакала – от жалости, от боли. Ночь была темная, в комнате горела только лампадка, ничего было не видно, а батюшка к тому моменту уже практически ослеп, и слух у него был очень слабый. И вдруг он отчетливо, громко сказал: «Не отчаиваться!» Отец Кирилл все видел своим внутренним взором… Великий человек!