Рассказ о хороших людях в нехороших ситуациях

Хотя Татьяна была старше сестры Марии всего на два года, иногда казалось, что разница между ними гораздо больше. Еще когда она училась во втором классе, вечно пропадающие на работе родители поручали ей забирать сестру из садика и самостоятельно везти домой на трамвае шесть остановок.

Дома она варила сестре рисовую кашу на молоке, а за обедом читала ее любимые сказки. Характером старшая была в маму, такая же ответственная и практичная, а младшая — в папу, смешливая и мечтательная. Родители в дочерях души не чаяли и называли их солнышками. В ответ те читали стихи наизусть и дарили подарки, сделанные своими руками: собирали в парке букеты из листьев и рисовали семейные портреты, где Татьяна, учившаяся в художественной школе, отвечала за сходство и композицию, а Мария — за яркие краски и радость. Изобразить радость удавалась ей лучше всего: глядя на нарисованные ею цветы и веселых бабочек, улыбающееся солнце и облака, на папу с надписью: «Лучший на свете папа!!!», маму с огромным букетом цветов и надписью вокруг головы «Самая любимая мамочка!» и «Моя Танюшечка!», невозможно было сдержать улыбку.

В воскресенье мама пекла их любимый пирог из яблок с тонкой янтарно-коричневой засахаренной корочкой, где было много-много сливочного масла, и сахара, а еще натертая на терке лимонная корочка, и ваниль, и корица, и много-много радости! Когда мама доставала пирог из духовки, сестры, позабыв обо всем, бежали сломя голову на кухню, усаживались поскорее за стол и, дрыгая от нетерпения ногами, смотрели, как мама раскладывает пирог по тарелкам. После обеда семья отправлялась в парк Маяковского, чтобы кататься на карусели и любимых Машиных электромобилях, на которых можно мчаться друг за другом, не соблюдая никаких правил, и кричать «Папа, сейчас я в тебя врежусь!» — и врезаться, зажмурив глаза и визжа от восторга. Потом они шли в кафе, где девочки наперебой делились впечатлениями и ели шоколадный пломбир и любимую сахарную вату. По дороге домой папа брал усталую Машу на руки, а Таня несла в руке большой наполненный гелием яркий надувной шар и улыбалась.

Они учились в одной школе, а потом — в одном Университете, старшая на юридическом, а младшая — на факультете иностранных языков. После третьего курса отличницу Таню взяли на практику в одну из лучших юридических компаний города, а умница Маша уже на втором курсе стала работать в одном из международных студенческих центров, где проводила все свое время. Там она познакомилась с журналистом Андреем, который был старше ее на восемь лет, был обаятельным, ироничным и умным, и уже через три месяца переехала жить к нему. Родители были не против, да и Андрей произвел на них приятное впечатление. Первое время она звонила домой каждую неделю и счастливым голосом рассказывала о своей новой жизни, а потом звонки стали реже, пока совсем не прекратились. Родители забили тревогу, когда неожиданно позвонили из деканата и сказали, что Мария уже три месяца не ходит на занятия и собирается бросить учебу. Телефон дочери молчал, а телефон ее друга оказался недоступен.

Татьяна нашла сестру в какой-то грязной, захламленной старой квартире в одной из «хрущевок» на окраине. Мария ходила с пустыми невидящими глазами и нервно курила. С Андреем она рассталась, «потому что он бабник и трепло», у нее был выкидыш, и теперь вообще неизвестно, сможет ли она когда-нибудь иметь детей. Мария говорила все это таким злым, чужим голосом, что Татьяне казалось, что это не ее любимая Мариша, а какая-то неизвестная тетка, переодетая ее любимой сестрой. Она попыталась было ее обнять, но та отстранилась, словно боясь испачкаться, и громко рассмеялась:

— Что, жалеть будешь? Утешать? Или родителям все расскажешь, какая у них младшая дочка плохая? Да, я плохая! Учебу бросила, ничего не делаю, с мужиками путаюсь и видеть вас никого не хочу!

Она выпалила это скороговоркой, словно давно заученный текст, стараясь не глядеть сестре в глаза. Татьяне казалось, что все происходит словно в страшном сне, и она украдкой ущипнула себя, чтобы проснуться. Но это был не сон, а грязная квартира с водкой на столе и ее любимая сестра с дикими пьяными глазами, размахивающая сигаретой перед ее носом. Она тихо опустилась на табурет и заплакала:

— Зачем ты так, Маша, мы же тебя любим и волнуемся?!

— Ой, только не надо мне говорить о любви! Хватит! Андрей тоже мне много чего говорил, пока я его с «коллегой» прямо в нашей спальне не застала. Не хочу больше ничего слышать. Хватит! А хочешь помочь, денег дай!

Татьяна открыла сумочку, открыла кошелек и молча положила на стол перед сестрой все деньги.

— Скажи родителям, что у меня все нормально! — сказала Мария на прощание и выставила ее за дверь.

Она шла по улице и плакала навзрыд, а когда пришла в себя, то увидела, что стоит возле храма, где когда-то их с Марией крестили и куда в детстве они ходили с родителями. Хотя с тех пор прошло много лет, и в храм они больше не ходили, Татьяна всегда с теплотой вспоминала то чудесное время. Тогда каждый день был полон больших и маленьких чудес, и казалось, что впереди будет только счастье. Много-много счастья, а иначе — зачем вообще человеку на свете жить? А сейчас произошло что-то невозможное и страшное, чего с хорошими, воспитанными и приличными людьми произойти никак не может, и она смотрела вокруг невидящими глазами, кусала губы и шептала: «За что? За что?» Естественным образом это произойти никак не могло, и все казалось дурным сном и каким-то бесчеловечным ужасным заговором, в центре которого оказалась ее любимая сестра. В любом заговоре всегда есть заговорщики, и нужно было их найти и что-то сделать. Поговорить, в конце концов, посмотреть в глаза, сказать: «Опомнитесь! Вы зачем все это делаете? Ведь это же моя любимая Мариша!»

Нужно было срочно этими мыслями с кем-то поделиться, и она поднялась по ступенькам храма. К счастью, скоро должна была начаться вечерняя служба, и пожилой священник вышел к ней.

— Батюшка, у нас беда! — выдохнула Татьяна и, не в силах сдерживаться, снова заплакала.

Потом они сидели во дворе под большой липой, священник слушал, низко наклонив голову, не прерывая, и только время от времени вздыхал. Когда сил плакать не осталось, Татьяна умоляюще взглянула старому священнику в глаза и сжалась, словно бы ожидая приговора. Тот тихо погладил ее по волосам и сказал:

— Таня, вы уже взрослая, и я буду говорить с вами как со взрослым человеком. Вот вы говорите, что любите сестру больше всего на свете, а потом — что почти не общались, редко виделись и не знали, как у нее дела. И родители не знали, и друзья. И что с того, что у каждого своя жизнь и свои интересы? Разве так можно — кого-то любить и с ним не общаться? Маленькими вы каждое воскресенье всей семьей приходили на службу, и, по твоим словам, вам было здесь хорошо. А потом вы почему-то решили, что хватит с вас радости, и сейчас даже по большим праздникам вас в храме не увидишь. Люди вы хорошие, но в храм не ходите и друг с другом не общаетесь. А зачем? Все же и так хорошо! А оказывается, что нехорошо! Совсем не хорошо! Вы думаете, что любовь — это что-то вроде родимого пятна, которое каждый от рождения носит и будет носить всю жизнь. А любовь — это маленький цветок, семечки которого Господь каждому дает в детстве в руки, и это только от нас зависит, вырастет он или погибнет! А сейчас вы ищете виноватых и не знаете, что делать.

Давайте завтра мы поедем с вами к вашей сестре и поговорим. Такого не бывает, чтобы был человек всю жизнь хорошим, а потом раз — и стал плохим. Бывают обстоятельства разные, бывает, человек оступается, но нет ничего такого, чего нельзя было бы исправить. Ведь мы же — христиане, и знаем, что Господь ничего не попускает нам превышающего наших сил. А сегодня мы с вами успокоимся, помолимся, а завтра с утра пораньше поедем сестру из беды выручать! Хорошо?

Когда на следующее утро отец Андрей, так звали этого пожилого батюшку, и Татьяна приехали к дому, где жила Мария, то застали там две пожарные машины и «Скорую» возле выгоревшей квартиры, где вчера была Татьяна. При виде пожарных ее затрясло, и если бы не врачи на неотложке, она упала бы в обморок. Как рассказали соседи, эта квартира давно пользовалась недоброй славой, здесь часто собирались малоприятные личности и устраивали шумные пирушки. Как рассказали пожарные, кто-то из гостей не потушил сигарету, и ночью случился пожар. Хорошо, бабушка с первого этажа не спала и вовремя заметила огонь. А так бы все погибли.

— А девушка, белокурая стройная девушка жива? — похолодевшими, непослушными губами выдохнула Татьяна.

— Жива! Эта девушка не только сама спаслась, но и еще двоих из огня вытащила! Если бы не она, сгорели бы все заживо! А ее в реанимацию отвезли, во вторую городскую. Там ищите.

Всю дорогу она впервые за долгое время молилась.

— Господи, только дай ей жить, — шептала она про себя и украдкой трогала крестик на груди.

В больнице врачи сказали, что пациентке ничего не угрожает, ей сделали укол, теперь она крепко спит, и до завтрашнего утра ее лучше не беспокоить.

    

…Рано утром Мария проснулась от пробивавшегося из-за штор ослепительного яркого солнца и увидела свои руки на белоснежной простыне, в белой комнате с белыми шторами и белым потолком. Рядом с кроватью стояла тумбочка, а на ней — ваза с ее любимыми белыми хризантемами и маленькой иконой. Она приподнялась на подушке, опершись на непослушные, словно чужие руки, наклонилась к иконе с изображением худой женщины, одетой в рубище, в окружении двух львов, и прочитала надпись внизу: «Святая преподобная Мария Египетская». Это был подарок от старого священника, но пока она этого не знала….

Денис Ахалашвили

15 сентября 2017 г.

Яндекс.Метрика